В тот сырой майский день мы снова сошлись. Морская капля к соле. Пыль к летней дороге. Чаша к вину. Так казалось мне.
Наши объятья уже не так крепки и теплы. Слезы счастья не норовят скатиться по пухлым щекам, а в голове не мелькает мысль "Как же мы скучали"! Каждый из нас окутывается в броню. Кто-то из глупых улыбок и льда. Кто-то из обидных слов и огня.
И я таю под её словами, как удавалось мне таить и несколько лет назад. Но теперь уж не от восхищения и восторга, не от свежего трепета и счастья, а от удивления и неприязни/непонимания [в данном случае это синонимы].
Твоя защитная кожура трещит по швам в моих глазах. Я вижу тебя всю. Не ты бросала - от тебя бежали. Не тебя обижали - ты ранила.
И на мне так же много шрамов от твоих слов и поступков. Но бремя вины несу я. Несу его все это время и храню до сих пор.
Спустя восемнадцать лет мне хватило этого внутреннего равновесия, чтобы повернуться к правде и, главное, её принять.
Я не смотрю в твои глаза. Не смотрю на тебя.
Я обнимаю тебя на прощание, обещая завтра позвонить. Ведь я здесь всего на четыре дня. И точно знаю, что остальные проведу в одиночестве. С чертями. Но не с тобой.
На другой день я прохожу мимо твоих окон и искренне верю, что смогу набрать твой номер.
Спустя три дня, спустя три сотни километров я все ещё думаю извиниться. За что? За несделанный новый шаг на следующий день. Но отчего-то чувство вины поедает уверенность, что и ты этой встречи в душе [сохранила ли ты её?] не желала.
Грязный, спелый осадок. Его мы делим на двоих. И это все, что общего у нас осталось.